Иванов П.К. Праздник своевольного духа

 ПРАЗДНИК СВОЕВОЛЬНОГО ДУХА.

12 января

«Gaudeamus igitur, juvenes dum summus»

Веселье безумное, беспредельное – девиз Татьянина дня. Этот день – праздник безудержного, своевольного духа, сбросившего повседневную оболочку...

Забыть обычную жизнь мелких забот и умственного напряжения. Забыться. Отуманить голову. Набросить покрывало на все, что мешает... Опьянить себя и веселиться, веселиться, веселиться... Жизнь вдруг теряет здравый смысл, переворачивается вверх дном. Глубокий безумный круговорот подхватывает весь университет, всех студентов. И все кружится, кружится в каком-то фантастическом полубреду, в бешеной вакханалии...

Этот день всеобщего безумия бывает раз в году. Он необходим, как необходимо переживание всякого настроения: иначе жизнь не была бы полна... Это сверх-праздник.

День начинается торжественно – актом в университете. Большая зала. Тёмная зелень тропических растений. Ряды стульев. Кафедра. Отсутствие яркого света. Важные лица, звёзды, ленты через плечо, мундиры, корректные фраки, профессорская корпорация в полном составе. За колоннами синие воротники студенческих сюртуков. Чинно, строго, невозмутимо... Академическая речь. Речь размеренная, тягучая, без увлечения и без эффектов... Затем университетский отчёт... Скоро конец. Студенты начинают перешёптываться. Раздача медалей. Туш. Зала подаёт признаки жизни. Народный гимн. Несмелые крики ура..

Акт кончен. Важные лица удаляются... Откуда-то сзади доносятся отдельные голоса:

– Gaudeamus!... Gaudeamus!!

Эти крики растут. Постепенно заполоняют всю залу.

– Gaudeamus!, Gaudeamus!

Музыка играет «Gaudeamus».

– Ура! Ура

Поднимается рёв. Невообразимый шум. Своевольный дух вступает в свои права. Опьянение начинается. «Gaudcamus» играют раз, два, три...

Далее действие переносится в трактиры, в пивные, в рестораны средней руки... Теперь всё сводится к одному: подготовить почву для праздника своевольного духа. Нет денег, чтобы опьянить себя благородным шампанским. Пьяная водка и мутное пиво – два напитка Татьянина дня.

К 6-ти часам вечера толпы студентов с песнями направляются к Эрмитажу... Замирает обычная жизнь улиц и Москва обращается в царство студентов. Только одни синие фуражки видны повсюду. Быстрыми, волнующимися потоками студенты стремятся к Эрмитажу – к центру. Идут группами, в одиночку, толпами, посредине улицы. Встречные смешиваются, группы примыкают к толпе. Толпа растёт, расширяется. Впереди её пляшут два студента и между ними женщина машет платочком. Все трое выделывают отчаянные па. Сзади толпа распевает хаотическую песню.

Но вот Эрмитаж. До 5 часов здесь сравнительно спокойно. Говорят речи, обедают. К пяти часам Эрмитаж теряет свою обычную физиономию. Из залы вы­носят растения, все, что  есть дорогого, ценного, все, что только можно вынести. Фарфоровая посуда заменяется глиняной. Число студентов растет с каждой минутой.

Сначала швейцары дают номерки от платья. Потом вешалок не хватает». В роскошную залу вваливается толпа в калошах, фуражках, в пальто. Исчезает вино и закуска. Появляется водка и пиво. Поднимается невообразимая кутерьма. Все уже пьяны. Кто не пьян, хочет показать, что он пьян. Все безумствуют, опьяняют себя этим безумствованием. Распахиваются сюртуки, расстегиваются тужурки. Появляются субъекты в цветных рубахах. Воцаряется беспредельная свобода. Студенты составляют отдельные группы. В одном углу малороссы поют национальную песню. В другом – грузины пляшут лезгинку. Армяне тянуть «Мраваль жамер»... В центре ораторы, взобравшись на стол, произносят речи – уже совсем пьяные речи. Хор студентов поёт «Gaudenmus»... Шум страшный. То и дело раздаётся звон разбитой посуды. Весь пол и стены облиты пивом...

За отдельным столом плачет пьяный, лохматый студент...

– Что с тобой, дружище?

– Падает студенчество. Падает, – рыдает студент. Больше ничего он не может сказать.

– На стол его! На стол! Пусть говорить речь! – кричат голоса.

Студента втаскивают на стол.

– Я, коллеги, – лепечет он, – студент. Да, я студент, – вдруг ревёт он диким голосом. – Я... народ... я человек...

Он скользит и чуть не падает.

– Долой его! Долой!

Его стаскивают со стола.

– Товарищи, – пищит новый оратор, маленький, юркий студент, – мы никогда не забудем великих начал, которые дала нам великая, незабвенная Alma mater...

– Браво! Брависсимо! Брависсимо! Качать его! Качать!

Оратора начинают качать. Он поливает всех пивом из бутылки.

– Господа, «Татьяну», – предлагает кто-то.

Внезапно все умолкает. И затем сотни голосов подхватывают любимую песню:

Да здравствует Татьяна, Татьяна, Татьяна,
Вся наша братья пьяна, вся пьяна, вся пьяна..
В Татьянин славный день...

Один громовой голос спрашивает:

– А кто виноват? Разве мы?

Хор отвечает:

– Нет! Татьяна!

И снова сотни голосов подхватывают:

Да здравствует Татьяна!

Один запевает:

Нас Лев Толстой бранит, бранит
И пить нам не велит, не велит, не велит
И в пьянстве обличает!
– А кто виноват? Разве мы?
– Нет! Татьяна!
Да здравствует Татьяна!

Опять запевают:

В кармане без изъяна, изъяна, изъяна
Не может быть Татьяна, Татьяна, Татьяна.
Все пусты кошельки,
Заложены часы ...
– А кто виноват?

и т.д.

В 9 часов Эрмитаж пустеет. Лихачи, ваньки, толпы студентов пешком – все летит, стремительно несётся к Тверской заставе – в Яр и Стрельну, где разыгрывается последний акт этой безумной феерии. Там в этот день не поют хоры, не пускают обычную публику, закрывают буфет и за стойкой наливают только пиво и водку прямо из бочонков.

В Яру темп настроения повышается. Картина принимает фантастическую окраску. Бешенство овладевает всеми. Стоит гул, гром, нечеловеческие крики. Каждый хочет превзойти другого в безумии. Один едет на печах товарища к стойке, выпивает рюмку водки и отъезжает в сторону. Другие лезут на декоративные растения. Третьи взбираются по столбам аквариума вверх. Кто-то купается в аквариуме.

Опьянение достигло кульминационной точки...

Вдруг раздаются бешеные звуки мазурки. Играет духовой оркестр. Музыканты дуют изо всех сил в инструменты, колотят молотками в литавры... Здание дрожит от вихря звуков. И все, кто есть в зале, бросаются танцевать мазурку. Несутся навстречу друг к другу в невообразимом бешенстве...

И это продолжается до 3–4 часов ночи. Потом студенты идут и идут в город. Иногда устраиваются факельные и шествия со свечами до Тверской заставы. И опять песни. Оргия песен...

Потом постепенно все стихает, испаряется, исчезает в предрассветном тумане. Зарождается тусклый день. Унылый день мелочных забот и житейской повседневности ...