Карамзин Н.М. О верном способе иметь в России довольно учителей

// Вестник Европы. 1803. Ч. 8, № 8. С. 317–326. После текста: Ц.Ц. [О роли Московского университета в подготовке педагогов].

 

Есть два рода людей, у нас и везде: одни верят силе и легким успехам добра, радуются намерением его как делом, и - мимо всех возможных или необходимых препятствий - летят мыслью к счастливому исполнению плана; другие трясут головою при всякой новой идее человеколюбия тотчас находят невозможности, с удивительною методою разделяют их на классы и статьи, улыбаются и заключают обыкновенным припевом ленивого ума: как ни мудри, а все будет по-старому! В доказательство нашего беспристрастия согласимся, что первые не редко обманываются; согласимся даже, что вторые чаще бывают правы; но скажем и то, что люди не успели бы ни в чем хорошем и благородном, если бы все имели такой образ мыслей; смелые законодатели, творцы государственного блага, не сияли бы тогда в истории, и мы не научились бы судить о великих людях по трудностям, которые они преодолевают.

 

Таким образом и сей новый устав просвещения, которым утешаются добрые патриоты, может иному флегматическому скептику представить великие трудности в своем исполнении. На пример, он скажет: «Где Россия будет находить столько учителей сколько их нужно для уездных и губернских школ по новому образованию? кем наполнятся педагогические институты? можно ли надеяться на довольное число охотников?» Отвечаем ему:

 

Все знают, что при Московском университете всегда воспитывалось несколько молодых людей на казенном содержании; но не всем, может быть, известна великая польза сего учреждения. Ему обязаны мы тем, что ученое состояние (не смотря на малые свои доныне выгоды и весьма ограниченный круг действия) не погасло в России; что университет наш, славясь иногда чужестранными профессорами, всегда славился и русскими, которые, преподавая науки, в то же время образовали и язык отечественной. Другие учились временно, мимоходом, и редко доучивались; но из питомцев монаршей благодетельности выходили хорошие студенты, бакалавры, магистеры, профессоры. Обязанные моральным бытием своим университету, привыкнув к месту, к людям, к жизни посвященной наукам, они не обольщались выгодами других состояний, оставались в ученом, и с удовольствием брали на себя должность наставников юношества. - Когда же мудрое наше правительство новыми благодеяниями оживит сей институт, то Россия будет иметь столько ученых людей, столько педагогов, сколько ей надобно. Правда, что мы и не знаем другого надежного способа иметь их; но довольно и одного верного.

 

Число желающих пользоваться сим благодетельным учреждением было всегда так велико, что университет не мог принимать из них ни третьей части, думаю, в определенный законом комплект. Ныне, при новых выгодах ученого звания, сколько бедных молодых людей захотят идти сим путем! сколько небогатых родителей благословят небо и монарха, отдавая детей в такое место, где они будут хорошо содержаны, морально образованы, просвещены, и через несколько лет найдут средство служить отечеству в звании тол полезном! Жалованье учителя городской школы есть уже избыток человека, воспитанного в незнании прихотей. Он же может иметь и посторонние честные доходы: благодарные родители учеников его, купцы, дворяне, без сомнения будут на деле изъявлять ему свою признательность. Сверх того он имеет в виду временные награждения за особенное усердие и способность в отправлении его должности, и наконец всегдашнюю пенсию, какое счастье для человека, который родился в бедности и мог быть тягостью для злополучного отца, если бы благодетельное правительство не взяло на себя его воспитания! - Заметим еще выгоду педагогического состояния. Народный учитель есть, конечно, как говорится, не знатный, не великий господин; но малочиновность бывает оскорбительна для самолюбия только в гражданской деятельности и в частых сношениях с людьми. Учитель по должности своей удален от светского вихря: он есть глава в кругу своем, не имеет нужды в других, а другие имеют в нем нужду (отцы и родственники учеников), и может скорее возгордиться, нежели унизиться в своих чувствах. Сие замечание так справедливо, что во многих европейских землях гордость школьного мастера вошла в пословицу.

 

Бедность есть с одной стороны несчастье гражданских обществ, а с другой причина добра: она заставляет людей быть полезными, и, так сказать, отдает их в расположение правительства; бедные готовы служить во всех званиях, чтобы только избежать жестокой нищеты. Россия на первой случай может единственно от нижних классов гражданства ожидать ученых, особливо педагогов. Дворяне хотят чинов, купцы богатства через торговлю; они без сомнения будут учиться, но только для выгод своего особенного состояния, а не для успехов самой науки - не для того, чтобы хранить и передавать ее сокровища другим. Слава Богу! нигде уже благородные не думают, что пыльной генеалогической свиток есть право быть невеждою и занимать важнейшие места в государственном порядке; но если и в других землях Европы, гораздо опытнейших и старейших в гражданском образовании, ученый дворянин есть некоторая редкость, то можем ли в России ждать благородных на профессорскую кафедру? Хотя - признаюсь - я душевно бы обрадовался первому феномену в сем роде. Что в самом деле священнее храма наук, сего единственного места, где человек может гордиться саном своим в мире, среди богатств разума и великих идей? Воин и судья необходимы в гражданском обществе; но сия необходимость горестна для человека. Успехи просвещения должны более и более удалять государства от кровопролития, а людей от раздоров и преступлений: как же благородно ученое состояние, которого дело есть возвышать нас умственно, морально, и приближать счастливую эпоху порядка, мира, благоденствия!.. Но я должен извиниться перед читателями: такие мысли далеки от обыкновенных побудительных причин гражданской деятельности.

 

Говоря о ближайшем и настоящем, скажем, что если в Москве и в каждом ученом округе России будет от трех до пяти сот воспитанников на казенном или общественном содержании, то через 10 или 15 лет университетским правлениям останется только выбирать достойнейших из них до звания учителей. Патриотическая ревность нашего дворянства и купечества может в сем случае обнаружиться с блеском и существенною пользою, чтобы не отяготить казны издержками. Благодеяние есть потребность нежной души: чем предмет его вернее и спасительнее, тем оно должно быть усерднее. Человеколюбивые намерения монарха явно действуют ныне на умы и сердца: везде обнаруживается какая-то филантропия; везде хотят общеполезных учреждений и выдумывают планы. Труд напрасный!.. Оставим правительству учреждать и заводить: удовольствуемся честью и славою способствовать ему в его святых намерениях. Зная главную потребность России, оно всего более желает озарить умы наши светом учения: когда сей великий план его исполнится, тогда будем счастливее и в собственных изобретениях ума и в собственных выдумках для блага людей. Уже патриотизм готов дерзну сказать, удивить Россию своими щедрыми дарами в пользу университетов; но скромность не дозволяет нам еще произнести имени. История нашего отечества доказывает, что многие русские имели славу быть первыми в блестящих делах добра, но никогда не оставались без подражателей: наше время без сомнения не представит исключения. Если мы, усердно прославляя знаменитых благотворителей российской учености, не имеем способов равняться, в щедрости с ними, то все еще можем смело идти к жертвеннику отечества и с малейшим даром. Пусть богатый человек достойно славится тем, что его благотворительность воспитывает десять или двадцать молодых людей при университете: другой не менее его может радоваться мыслью, что, уделяя нечто от плодов своего трудолюбия, даст хотя одному сыну бедного мещанина средство учиться и быть полезным гражданином. Благодеяние такого роду бесконечно, и следствия его переживут наших внуков: ибо всякий образованный ум, действуя на современников, действует и на потомство, которое не особенным откровением, а нашими мыслями и сведениями должно просветиться.

 

Московские дворяне, издревле знаменитые, давно уже пользуясь благодеянием университета - где они или сами учились или учат детей своих - не захотят ли возвысить его перед новейшими? Не захотят ли присвоить ему славы наделять Россию учителями, а другие университеты профессорами? Для сего (повторяю) надобно только умножить число народных или государственных воспитанников при Московской гимназии; и тогда ректор университетский, вводя какого-нибудь знаменитого иностранца в огромные залы училища, скажет ему: «Вот питомцы щедрого московского дворянства!» С каким удовольствием сии государственные благотворители видели бы успехи молодых людей, обязанных им истинным человеческим бытием! Всякий занимался бы своим особенным питомцем и гордился бы его отличием. Содержание ученика стоит в год около 150 рублей: какое же другое удовольствие можем купить столь дешево?

 

Нынешнее счастливое состояние России, мудрый дух правления, спокойствие сердец, веселые лица, чувствительность русских к добру, вселяют в нас охоту рассуждать о делах общей пользы. Мы знаем старцев, которые, стоя на краю могилы, с радостными слезами слушают и говорят о надеждах человеколюбия, о благодетельных следствиях просвещения, которых им без сомнения не дождаться. Такие великодушные, бескорыстные чувства трогательны для всякого, еще не мертвого душою человека. - Разные обстоятельства изменяли наш простой, доброй характер, и запятнали его на время; видим людей углубленных в свою личность и холодных для всего народного; но видим и патриотов, в которых истинная русская кровь еще пылает: их сердце всегда откликается на глас отечества, когда он несется с трона.