Слово о Московском университете: 1995

МОСКОВСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ В ОБЩЕСТВЕННОЙ ЖИЗНИ РОССИИ

Слово о Московском университете, произнесённое в Татьянин день на торжественном заседании Совета Учёных советов – Конференции МГУ. 25 января 1995 г.

Шумным и пышным празднеством, на какие так способен и тароват был XVIII в., ознаменовалось 240 лет тому назад открытие Московского университета. Академическое торжество было справлено всенародно и с той поры прочно вошло в календарь знаменательных дат российской интеллигенции. Увы, не всегда веселье и беззаботность сопутствовали празднованию Татьянина дня. Бывали годы, выпадали моменты, когда Россия испытывала тяжёлые удары, переживала национальные трагедии, которые всегда особенно остро воспринимались Московским университетом. Вот и сегодня Россия вновь пребывает в глубоком раздумье над прошлым, настоящим и особенно будущим страны и народа. Она законно вопрошает: так о каком же «возрождении» мы говорим все эти последние годы?

Обстоятельства побуждают меня выйти за привычные для Татьянина дня академические рамки и обратиться к тому, что ещё в прошлом веке стали называть «внешней историей» Московского университета, имея в виду его место и роль в общественной жизни России. Здесь у Московского университета свои глубокие традиции, о которых мы знаем и говорим, к сожалению, меньше, чем об академических, но которые столь же важны и ценны для понимания России. Многое, очень многое из «внешней истории» Московского университета по сей день сокрыто от глаз, поскольку «написание русской истории, – подчеркивал С.М.Соловьёв, – считалось у нас, как некогда составление летописи, делом государственным». Такая история должна была отражать лишь официальную точку зрения на события и их толкование, возвеличивать угодные имена и вычёркивать из памяти народной неугодные. Так происходило с именами И.И.Шувалова, С.Н.Трубецкого и многих других выдающихся соотечественников, игравших видную, а порой судьбоносную роль в общественной жизни России. Мы не можем допустить, чтобы подобная участь была уготована в наше время таким великим именам России и Московского университета, как имена И.Г.Петровского, М.В.Келдыша, А.Н.Несмеянова.

Вернуть отечественной истории одни имена, сохранить для неё другие – наша гражданская и нравственная обязанность, особенно, когда это имена людей Московского университета. Поэтому, выбрав в силу отмеченных выше обстоятельств для своего Слова о Московском университете тему «Московский университет в общественной жизни России», я воспользуюсь случаем, чтобы обратиться к именам, делам и мыслям тех из выпускников, которые действовали в «большой политике» страны столь же успешно, как на ниве науки и образования.

В этом ряду прежде других упомяну С.М.Соловьёва, который по своему индивидуально, но вместе с тем типично и колоритно олицетворял Московский университет в общественной жизни России.

С.М.Соловьёв, 175-летие со дня рождения которого мы будем отмечать 5 мая этого года, являет собой образ общенационального политика, я бы сказал, «камерного типа». Вся его жизнь была связана с Московским университетом, где он прошёл путь от студента до ректора. Сергей Михайлович поступил в университет во время, которое справедливо называли его «золотым веком», и ушёл из жизни в самом конце 70-х гг., мрачных для России и её первого университета. Без малого 40-летние наблюдения, суждения и работа С.М.Соловьёва в качестве профессора и ректора, его 29-томная «История России с древнейших времён», которая пользуется огромной популярностью и сегодня, позволяют говорить о С.М.Соловьёве как о выдающемся учёном и политике. Его анализ роли государства в развитии отечественной науки и образования имеют исключительно важное значение не только для понимания прошлого, но и настоящего. Я ещё не раз обращусь к мыслям и анализу Сергея Михайловича потому, что он жил и творил в период, суть которого другой питомец Московского университета – П.И.Милюков – охарактеризовал так: «До сих пор правительство опасалось только того, что в России слишком мало учатся, и только с этого времени оно открыто выражает опасение, что в России учатся слишком много, и начинает принимать меры не для увеличения, а для уменьшения количества учащихся».

Сущность другой яркой общественной традиции Московского университета я определил бы словами нашего нынешнего профессора С.С.Аверинцева, как традицию «интеллигенции... вырабатывать культуру несогласия». Могут быть и были резкие слова, взаимные упрёки, даже взаимные обвинения. Однако никогда не было стремления, используя минутные преимущества нанести университету нравственный урон в глазах российского народа. Трудно подобрать для иллюстрации более подходящий пример, нежели спор, подчеркиваю, спор между российскими славянофилами и западниками. Пример этот тем более поучителен, поскольку ныне в России немало желающих перенести прямиком их спор из XIX в. в век XXI, превратить его в очередной раз из теоретического разномыслия тогда в силовое противостояние сегодня, в средство раздвоения общества на «своих» и «чужих». Чаще всего, точнее практически всегда, этим грешит тот, кто не имеет достаточного представления о традициях Московского университета.

Да, говорил профессор истории М.П.Погодин: «Учёные ссорятся чаще всех». Добавлю здесь от себя: действительно «ссорились», но не как гоголевские Иван Иванович с Иваном Никифоровичем, а как И.Ньютон с Г.-В.Лейбницем, Н.И.Лобачевский с Я.Больяйи. Именно так, научно твёрдо отстаивали славянофилы и западники Московского университета свои научные убеждения в этом, безусловно, историческом для России споре, и, одновременно, слаженно вместе работали на одних и тех же кафедрах, учили одних и тех же студентов.

Общеизвестно, что как славянофильство, так и западничество выросли в Московском университете из общего корня – европейской, точнее немецкой метафизики. Но не из бездумно воспринятой, а, как и подобало настоящим учёным Московского университета, критически переработанной и осмысленной в контексте реальных, а не надуманных национальных и государственных особенностей России. Именно так, поскольку, вопреки пока ещё бытующим утверждениям, они никогда не отрывались от родной почвы – АLMА MАTER, от Московского университета.

Вымыслом является то, что западников и славянофилов Московского университета «первого призыва» якобы разделяли непреодолимые барьеры, что это были чуть ли не две враждующие между собой партии. Вообще должен подчеркнуть, что отношение к узкопартийным пристрастиям в Московском университете было вполне определённым. С.М.Соловьёв писал, что «люди партии» живут «одною мыслью, одною мечтою», от чего «горизонт их вследствие этого сузился», они не видят «своего положения», «не видят, что их очень мало, что народ равнодушен». С.Н.Трубецкой: «Мы должны безусловно держаться вне всяких партий, имея в виду исключительно интерес университета, от которого зависит судьба высшего научного образования в России».

Вымыслом является причисление славянофилов Московского университета к яростным изоляционистам, русским шовинистам, обскурантам, противникам привнесения в Россию лучших образцов европейской культуры, научных достижений.

Вот что думал на этот счёт один из основоположников славянофильства М.П.Погодин, более двух десятилетий читавший в Московском университете курс русской истории: «В древней Испании, – писал он, – было больше национальности, потому что было меньше связей между народами, которые с трудом могли перенимать друг у друга. Но мы охотно уступаем такую национальность, которая покупалась уединением, за благодеяния, которые доставляются нам посредством взаимных услуг». Если не предупредить заранее, что так мыслил убеждённый славянофил, то западники без сомнения приняли бы эти слова за свои собственные. Такие суждения славянофилов можно продолжать и продолжать приводить.

Вымыслом является причисление западников Московского университета к не менее яростным противникам русской культуры, этаким людям, презирающим всё национальное, готовым продать Отечество «за тридцать сребреников». Что думал на этот счёт, например, один из самых авторитетных западников, Т.Н.Грановский, профессор Московского университета? В связи с отменой в 1851 г. преподавания греческого языка в гимназиях он писал: «Исключительное и вредное преобладание иноземных идей в деле воспитания уступило место системе, истекающей из глубокого понимания русского народа и его потребностей».

Если не предупредить заранее, что так мыслил убеждённый западник, славянофилы, в свою очередь, без сомнения приняли бы эти слова за свои.

Суммируя позиции искренних славянофилов и западников Московского университета тех времен, можно сделать следующий вывод: основоположники этих российских интеллектуальных течений были радетелями за исторический прогресс Отечества, видели свой корень в недрах российского народа, с глубоким уважением относились к иным странам, готовы были к применению в России всех их достижений, но, одновременно, имели мужество и достоинство оставаться самими собой. «Одно Евангелие дано человеческому роду, – писал М.П.Погодин, – но всякий народ понимает оное, прилагает свои действия к оному по-своему (пока все люди не составили одного стада). Так всякий народ имеет свою физиономию, философию, нравственность, поэзию и религию, или лучше, взгляд на религию».

Можно только гордиться тем, что российский народ, как всякий

другой народ, и сегодня имеет свою физиономию, философию, нравственность, поэзию и свою религию. В этом немалая заслуга Московского университета, его людей.

К вышесказанному я хотел бы сделать следующее дополнение. На днях в Московском университете произошло примечательное событие. 20 января в университет пришло более 100 его выпускников – видных политиков и представителей деловых кругов России. Темой же встречи была судьба страны и судьба университета. Что показала эта встреча? Она показала явно возросшую роль выпускников Московского университета в политической и экономической жизни России. Сейчас каждый 10-й депутат Государственной думы – выпускник нашего университета, а 8 выпускников – являются членами правительства страны. Более двух десятков выпускников руководят крупнейшими банками и фирмами России. Встреча продемонстрировала объединительную силу Московского университета. Значит, его традиции живут и продолжаются в мыслях и делах нашего поколения. Встреча показала, что все, будь то «камерные политики», как С.М.Соловьёв, т.е. работающие ныне в университете профессора, или профессиональные политики, не порывающие связей с университетом, абсолютно едины во мнении, что судьбы России и Московского университета неделимы. Едины они в том, что обязанность государства сделать всё, чтобы Московский университет в финансовом и материально-техническом отношении был обеспечен не хуже, а лучше самых мощных университетов мира. Единодушны выпускники в том, что каждый из них в меру доступных ему возможностей и средств реально окажет своему университету по- мощь в это трудное время. В этих целях они приняли решение объединиться в Клуб друзей Московского университета.

Я счастлив, что слова – «Нет Московского университета без России, но и Россия без Московского университета уже не Россия!» – недавно прозвучавшие из этих стен, мгновенно долетели до сердец его выпускников. Надеюсь, что не так долго осталось ждать момента, когда эта национальная истина станет такой же понятной и своей для всех, кто бескорыстно взял на себя груз ответственности за судьбу нашего Отечества!

Нет необходимости пространно говорить и уверять, что жизнь нашей страны, нашего народа, каждого из нас круто и необратимо переменилась.

Сегодня Просвещённая Россия, как это всегда случалось в тяжкие моменты отечественной истории, вновь обращает свой взор к Московскому университету. Что она надеется увидеть, услышать, понять? Отвечу одним словом – правду. Правду о прошлом, правду о настоящем, правду о грядущем.

«Наше дело, – говорил В.О.Ключевский, – сказать правду, не заботясь о том, что скажет какой-нибудь гвардейский штаб-ротмистр. Надо рассеять мнения и предубеждения самоуверенного окружающего невежества».

Кто-то может задать вопрос: «А знал ли и знает ли эту правду Московский университет, осмеливался и осмеливается ли сказать её»? Знал и осмеливался! Знает и осмеливается! Ибо для Просвещённой России не было и нет иной правды, как правда о состоянии отечественного просвещения, образования, науки и культуры, где «университетский вопрос» был главным, нашим всеобщим вопросом, «по тому значению, которое у нас имеет университетское образование».

Правда о прошлом. Действительно, Россия в силу исторических условий своего государственного становления позже некоторых других стран тогдашней Европы вступила на путь рационалистической науки и светского образования. Продвигалась она по этому пути быстро и результативно. Менее чем за 100 лет Россия развила «из себя и для себя..., – писал В.В.Розанов, – почти все формы творчества». В итоге, к середине XX в. российская наука и высшая школа стали в один ряд с лучшими из существовавших в странах Старого и Нового Света. Учиться в наших университетах и институтах было для иностранцев весьма престижно. Этой правды нет оснований стыдиться, а хуже того – изображать российские университеты и вузы, находящимися где-то на самом краю образовательной Ойкумены. Но это только одна сторона правды о прошлом далёком и недавнем. Она свидетельствует об огромных культурно-интеллектуальных, если хотите, генетических потенциях российской нации. Есть и другая сторона. Она состоит в том, что высшая школа России становилась первым объектом всех и всяческих гонений со стороны властей, когда страна оказывалась на перепутье. Чтобы убедиться в справедливости сказанного, достаточно непредвзято взглянуть на историю нашей высшей школы и судьбу Московского университета, например, за 100 лет, начиная с 40-х гг. XIX в. по 40-е гг. XX в. Как говорится, вы там на них «живого места не найдёте». Такое отношение властей к национальной высшей школе стало, к сожалению, похоже тоже на традицию. Но традицию негативную, разрушительную. Возвращение к ней, её «возрождение» вряд ли принесёт России что-либо позитивное. Скорее, результат будет противоположным.

Именно с этого я хотел бы начать, переходя к правде о настоящем. Ведь правда о настоящем – это правда о судьбе всё того же всеобщего для России «университетского вопроса», но в более острой и судьбоносной для страны и российского народа постановке. Век другой наступает, значимость научного знания и требования к духовному совершенству будут в нём неизмеримо более весомыми. Ясным пониманием этого и стремлением помочь народам России войти в наступающий век вровень с другими научно развитыми и духовно целостными нациями определяются все помыслы и действия Московского университета.

Московский университет поддерживает линию государства, направленную на существенное расширение вузовской автономии. Однако, эта автономия некоторыми чиновниками интерпретируется как снятие государством с себя всякой ответственности и заботы о высшей школе. Для современной России проблема университетской автономии имеет и другое, быть может, ещё более важное значение. Она входит в российскую действительность как имманентная составляющая, важнейшая компонента будущего гражданского общества в России.

Московский университет поддерживает линию, направленную на развитие экономической и финансовой деятельности высшей школы. Однако, абсолютно не правы те, кто считает, что доходы от коммерческой деятельности должны привести в конечном счёте к полному самофинансированию и самообеспечению государственной высшей школы.

Московский университет поддерживает линию государства, направленную на формирование, как у нас говорят, «среднего класса». Однако, согласен, что профессор уже не является самой уважаемой фигурой в обществе, не может прокормить себя и свою семью. Это вызвало резкое падение престижа образования.

Московский университет не поддерживает линию на приватизацию государственного сектора высшей школы и создание на её материальной и кадровой базе частных вузов.

Московский университет не поддерживает линию на дефундаментализацию научного высшего образования, которая неизбежна вследствие резкого сокращения научно-исследовательских работ в высшей школе и всё прогрессирующего оттока научных кадров. Власти предержащие не согласны с этим и ставят во главу угла коммерческую рентабельность университетской науки, а не её вклад в процесс образования и культуру.

Таковы наши оценки настоящего.

В контексте вышеизложенного, не трудно прийти к оценкам возможного грядущего. Будущее России зависит от судьбы российского образования, от того, как сложится судьба Московского университета. Это не преувеличение. Это не односторонний подход. Это вывод из истории России, которая пережила не один «переходный период». И каждый раз роль и место Московского университета в жизни страны оказывались всё более весомыми.

Два примера. Вторая половина XVIII столетия. Российское общество, пройдя через бироновщину, «свободно вздохнув при Елизавете, – пишет профессор университета А.А.Кизеветтер, – постаралось вознаградить себя за пережитые ужасы беззаботно-легкомысленной погоней за модными новинками внешней западной культуры. Оно тешилось блестящими побрякушками этой культуры, рядилось в костюм и жаргон французских “петиметров” и “кокеток” и, подхватывая налету словечки и ужимки Версальского бомонда, боялось, как огня, сколько-нибудь серьёзной мыслительной работы, признавало и допускало только такие книжки, в которых находило “слог разстёганный и мысли прыгающие”. Этот умственный карнавал не мог тянуться долго. То был симптом переходной поры нашего общественного развития».

Очень скоро, устав от этого карнавала, российское общество потянулось к положительному знанию. Распространение просвещения, пропаганда книги, издательское дело выдвинулись в число приоритетных, самых настоятельных и насущных задач России. Государство чутко и своевременно отреагировало на это, учредив Московский университет. За ним последовало создание других университетов, высших и средних учебных заведений, возникла национальная система образования. «Начиная с Петра до Николая, – пишет С.М.Соловьёв, – просвещение народа было целью правительства, все государи сознательно и бессознательно высказывали это; век с четвертью толковали только о благодетельных плодах просвещения, указывали на вредные следствия невежества в раскольничестве, в суевериях». Положительные результаты такой государственной линии в области образования не заставили себя долго ждать.

Пример второй. С середины XIX столетия в России наступает другой «переходный период». Власти начинают его, казалось бы, с самого простого и лёгкого – с ограничения автономии Московского университета.

Причина? Причина – события 1848 г. в Западной Европе. «Повелитель перепугался, – пишет С.М.Соловьёв. – Думали, что и у нас сейчас же вспыхнет революция... в событиях Запада нашли предлог явно преследовать ненавистное им просвещение, ненавистное духовное развитие, духовное превосходство, которое кололо им глаза. Николай не стал скрывать своей ненависти к профессорам... Начали прямо развращать молодых людей, внушать, чтоб они поменьше думали, побольше развлекались, побольше наслаждались жизнью». В 1849 г. университеты были лишены права избрания ректора, а право избрания деканов было сильно ограничено. Лекции профессоров стало возможным печатать только с разрешения попечителей. Затем последовало распоряжение не отпускать в заграничные командировки профессоров, преподавателей и студентов, равно как и не приглашать иностранных учёных. Запрещалось чтение курсов государственного права европейских стран и философии, но было введено преподавание артиллерии и фортификации. Резко повышалась плата за обучение. Количество своекоштных студентов в Московском университете ограничивалось до 300 человек, в среднем по 100 человек на факультете, кроме медицинского. Исключение для медиков было сделано “ввиду крайней потребности в них” – ведь шла Крымская война. Общее число студентов сократилось с 1168 человек в 1848 г. до 821 – в 1850 г.”». «Что же было следствием? – резюмирует С.М.Соловьёв. – Все остановилось, заглохло, загнило. Русское просвещение, которое ещё надобно было продолжать возращать в теплицах, вынесенное на мороз, свернулось... гимназии упали; университеты упали вследствие падения гимназий; ибо в них начали поступать вместо студентов все недоученные школьники... Таким образом... правительство, считая просвещение опасным и сжимая его, испортило целое поколение, сделало из него не покорных слуг себе, но вздорную толпу ленивцев, неспособных к серьёзному, усиленному занятию ничем... Мальчик, отучённый ещё в гимназии от серьёзного труда, чрез это вовсе не становился на точку зрения правительства... он только привык отрицательно относиться ко всему и, прежде всего, разумеется, к правительству».

Результаты этого, с позволения сказать, «переходного периода» хорошо известны. Увольнение из Московского университета его ведущих профессоров, закрытие университета ректором С.Н.Трубецким, чтобы не допустить ввода войск и жандармов на его территорию. Затем 1905 год. А всё заканчивается февралём 1917 г. Но начиналось-то, казалось бы, с самого лёгкого и безнаказанного для властей – с разгрома Московского университета.

О чём говорят эти примеры? Не о том ли, что как успех, так и неуспех переходных периодов в России был всегда напрямую обусловлен правильным или неправильным пониманием государством «университетского вопроса». Лично я не вижу никаких оснований полагать, что наш «переходный период» станет в этом смысле исключением из отмеченной закономерности. Таковы уроки, следующие из нашего прошлого, если хотеть их на благо нашего народа и государства изучать, с тем чтобы положительное возрождать, и противоположное не повторять.

Сегодня Московскому университету исполнилось 240 лет. Это праздник. Пусть не так радостны наши лица, не так легко на сердце, но это праздник!

Это праздник каждого из присутствующих в нашем прекрасном Актовом зале!

Это праздник всех, кто учится или учился в Московском университете!

Это праздник всех, кто работает или работал в Московском университете!

Это праздник многих и многих поколений россиян, которые талантом и самоотверженным трудом создавали и создают славу своему Отечеству, имя которого Просвещённая Россия!