В.И.Вернадский. Разгром

 

Наш век – XX век – есть век науки и знания. С каждым годом, с каждым днём сила знания увеличивается во всех областях жизни, мысли, общественного, домашнего, государственного строительства. Она захватывает собою все стороны человеческого существования. И нет сомнения, что великий исторический процесс только что начинается; едва ли можно в самой смелой фантазии представить себе, что даст научное знание к концу XX в., если темп его развития будет увеличиваться так же неуклонно, как он рос эти последние 100 лет. А всё указывает, что мы присутствуем только при зарождении техники, только при первых шагах окрепшей вековым опытом человеческой творческой мысли...

В этот век, в наше время, государственное могущество и государственная сила могут быть прочными лишь в тесном единении с наукой и знанием. В беспощадной борьбе государств и обществ побеждают и выигрывают те, на стороне которых стоит наука и знание, которые умеют пользоваться их указаниями, умеют создавать кадры работников, владеющие последними успехами техники и точного мышления. Еще недавно на полях Маньчжурии и на водах Тихого океана мы жестоко заплатили за непонимание этой азбуки государственной жизни XX в.

 

Сейчас мы стоим перед новым национальным бедствием, тесно связанным с той же коренной ошибкой государственного понимания. Мы стоим перед разгромом Московского университета, Киевского политехникума – перед глубоким потрясением всего высшего образования нашей родины. Высшая школа не есть только учебное заведение; больше того – она может почитаться высшей школой только тогда, когда она выходит из рамок школы и становится научным учреждением, когда она является независимым центром научной мысли нации. История высшей школы XIX в., создание новых её типов, увеличение её значения, её влияния на государственную и общественную жизнь тесно связаны с этой новой функцией, случайной и неважной в прежние столетия. Университет XX в. только по имени, по генетической связи может быть сравниваем с университетом XVII и XVIII столетий. Он в корне изменялся по мере роста научного знания, и конец XIX в. увидел зарождение нового типа высших школ, ещё теснее связанных с своеобразно развившейся научной мыслью. Каждый день нас приближает к ещё большему увеличению государственного значения новой высшей школы.

Удар по высшей школе есть удар по центрам научной мысли и научного творчества нации. Каждая новая высшая школа увеличивает силу нации в научном творчестве, укрепляет национальную организацию в той области государственной жизни, значение которой часто не понимается, но которая составляет основной элемент будущей мощи и силы государства, неизбежное условие его защиты в наш суровый век беспощадной мировой борьбы за государственное существование. Гибель или упадок высшей школы есть национальное несчастье, так как ими подрывается одна из основных ячеек существования нации.

 

Великое несчастье России заключается в том, что это часто не понимается. В пылу партийных страстей, мелких расчётов и интриг забывается значение для страны этих неполитических элементов её жизни, необходимых для устойчивости её мирового существования.

Никогда, кажется, глубокая трагедия болезненного и трудного приспособления нашего государственного организма к новым формам жизни человечества не поднималась с такой силой и болью, с какой она поднялась за эти последние месяцы.

Высшая школа получила первый удар уже в том, что она сделалась ареной политической борьбы в её самой убийственной и недопустимой для школы форме. Всё растущее недовольство условиями нашей общественности и государственной жизни вновь поднялось, найдя себе выражение в форме школьной забастовки, внесло огромное потрясение в жизнь национальных научных учреждений.

На эти удары изнутри вскоре последовали не менее губительные удары извне, отчасти вызванные борьбой с забастовками, отчасти имеющие более глубокие корни, тесно связанные с общими причинами переживаемого нами государственного настроения.

Кажется, впервые в русской истории громко были высказаны вызвавшие их основания. Раньше историк находил их в глуби архивов. Дворянский съезд в Петербурге в своих речах и постановлениях развернул перед всем миром картину поразительной свободы от науки. В XX в. мы услышали живых персонажей Фонвизина. Одновременно с этим министр народного просвещения публично произнес холодную, оскорбительную оценку вековой работы русских университетов – оценку, по существу, несправедливую и неверную. Едва ли когда в какой-либо стране было бы мыслимо такое отношение к национальному достоянию со стороны представителя власти.

 

 

Над высшей школой проявлен эксперимент «твёрдой власти». Он привёл к неизбежному уходу из неё сотни преподавателей.

Исполняя великое национальное дело, производя работу исключительной государственной важности, высшая школа должна обладать элементарными основами нормальной деятельности.

Она может расти и расцветать лишь при наличности автономии и свободы преподавания. И то и другое условия неизбежно вытекают из особого положения её в государстве: в своей области она не может терпеть авторитеты каких бы то ни было сторонних ей государственных учреждений. Выяснение этого принципа является достоянием тысячелетней истории высшей школы.

Но автономия и свобода преподавания теснейшим образом связаны с высоким понятием личного достоинства, полной личной независимости в академической области, высоким положением преподавателей высшей школы в среде родной их страны.

Они не могут переносить без определённого и достойного ответа оскорблений и унижений, каким подвергаются они сами или составляемая ими автономная коллегия. В известных случаях подчинение такому унижению, безропотное перенесение оскорблений ведёт к полному разрушению основ существования школы, так как лишает её возможности возродиться сильной, живой и свободной, когда наступят лучшие времена государственной жизни.

В Московском университете ясное сознание такой ответственности выразилось в уходе сотни преподавателей, не видевших возможности подчиниться унижению, оскорблению, участвовать в моральном разрушении величайшего национального учреждения.

К этому тяжёлому шагу вынудило их убеждение в неравенстве нравственных принципов во всех сторонах жизни. В данном случае он был сделан еще при особом условии – при ясной уверенности в неизбежном наступлении лучших времен.

Московский университет теснейшими узами связан со всей жизнью нашей страны, и живая вера в силу и мощь русского народа делает невероятной продолжительность переживаемого нами его разгрома.

Его возрождение будет великим праздником русской жизни. Оно теснейшим образом связано с ростом и прояснением национального самосознания. Этот день не за горами.