22 июня 1941 года

Об этом дне уже сказано и написано, наверное, всё.
 
В воскресное утро 22 июня 1941 г. по всей стране из репродукторов прозвучало страшное слово: «ВОЙНА»
Я не устану вспоминать
Где СОРОК ПЕРВЫЙ, май тревожный,
Как призывала нас Русь – мать
Быть на чеку, ВОЙНА ВОЗМОЖНА.
 
Войны начало встретил я,
Как все в Москве не истерично,
Как каждая в Москве семья,
Без паники – патриотично...
 
Ковшов Серафим Николаевич,
сотрудник химического факультета
  
...Мы были высоки, русоволосы.
Вы в книгах прочитаете, как миф,
О людях, что УШЛИ, НЕ ДОЛЮБИВ,
НЕ ДОКУРИВ последней папиросы.
 
Когда б не бой, не вечные исканья
Крутых путей к последней высоте,
Мы б сохранились в бронзовых ваяньях,
В столбцах газет, в набросках на холсте...
 
Николай Майоров,
студент исторического факультета
 
Газета «Московский университет».
28 июня 1941 г. — последний номер 1941 г.
22 июня 1941 г. Никольская улица.
Москвичи слушают речь В.М. Молотова
Фото Евгения Халдея
Старое здание Московского университета. В настояще время здесь размещён Институт стран Азии и Африки
«Первый вопрос был — ЧТО ДЕЛАТЬ? И я побежал в Московский университет…»
Симонов Юрий Гаврилович,
профессор географического факультета
 
В канун войны в составе МГУ находилось 7 факультетов: механико-математический, физический, химический, биологический, географический, геолого-почвенный и исторический; 11 НИИ, 75 кафедр, 66 лабораторий и 27 кабинетов, 2 обсерватории (в Москве и Кучине), Ботанический сад, 2 биостанции, 3 музея, Фундаментальная библиотека со многими филиалами. Работали более 600 профессоров и преподавателей, в т.ч.: 14 академиков и 27 членов-корреспондентов АН СССР. Учебный процесс в университете вели немало женщин — 11 профессоров, 77 доцентов и старших преподавателей, 55 ассистентов и преподавателей.
Аудиторный корпус Московского университета. В настоящее время здесь находится факультет журналистики
 
Из летописи Московского университета:
 
1941, Июнь, 22
В МГУ на факультетах, в институтах проходят митинги и собрания, на которых принимаются решения о готовности к беспощадной борьбе с врагом.
В Коммунистической аудитории собрались комсомольцы университета. Коммунисты и комсомольцы объявили себя мобилизованными для выполнения любого задания Родины.
 
Большая академическая аудитория факультета журналистики
(бывшая Коммунистическая, бывшая Большая богословская)
«Когда грянула война, вечером 22 июня мы собрались на митинг в университете. Коммунистическая аудитория забита так, что в рядах амфитеатра стояли и на полу, и на лавках, тесно прижимаясь друг к другу боком. Выступали, призывали, клялись разные ораторы. Но как сейчас передо мной — Миша Гефтер. Весь блеск и силу своего ошеломляющего красноречия, всю страсть и ярость “несгибаемого большевика” он вложил в ту, действительно зажигательную речь. Содержание можно себе представить, но важно, как это подействовало на нас, какой энтузиазм вызвало, какие чувства породило в сотнях людей… Митинг, на котором Гефтер был главным оратором, закончился далеко за полночь.»
Черняев Анатолий Сергеевич,
студент исторического факультета
«Где-то по пути я узнала, что в Коммунистической аудитории собирается митинг. Когда я вошла в корпус, то увидела стоящих на лестнице людей, которые сказали, что в аудиторию не пройдёшь ни с той, ни с другой стороны (там два входа), всё забито людьми. Я попыталась пройти через другой вход, но там тоже стояли на лестнице, и на хорах всё было заполнено. Не знаю, каким образом, но мне удалось пробраться туда с левой стороны. Я увидела сцену, за столом президиума сидела Аракса Захарьян, рядом, на сцене, был ещё народ. На трибуне выступает одна студентка, другая, потом горячие речи произносит студент с физического факультета.
Кто-то из соседей рассказал мне, что митинг уже в самом разгаре, и что открывал его Дмитрий Якименко…
Дима был назначен решением Центрального комитета комсомола комсоргом ЦК в университете. Поэтому он должен был открывать это собрание вечером 22 июня 1941 г. И вдруг я его не вижу в президиуме, а вижу, что собрание ведёт Аракса.
Аракса — аспирантка нашего факультета — была избрана в вузком комсомола вторым секретарём, т.е. заместителем Якименко. И вот, когда я пролезла на митинг, мне сказали, что Якименко отозвали в ЦК на какое-то спецзадание, никто ничего точно не знал…
После каждого выступления звучали не просто аплодисменты, а аплодисменты поддержки. Тогда была принята резолюция, очень короткая. Она гласила, что комсомольская организация университета считает себя полностью мобилизованной на всё время войны на выполнение любого задания партии и правительства. Разошлись поздно, собрание продолжалось до 11 или до 12 часов, я точно не помню, но расходились уже ночью.»
Антонова Серафима Ивановна,
сотрудник исторического факультета
 
Из летописи Московского университета:
 
1935
МГУ имел два общежития в центре общей вместимостью 677 человек и 3 основных общежития Народного комиссариата просвещения (вместимостью 1906 человек) на окраинах Москвы. Жилая норма на студента — 4,5 м2, на аспиранта — 6 м2. В общежитиях проживали 2152 человека (56% общего числа студентов).
1945, Январь, 8
Совет МГУ. Рассмотрен вопрос о мероприятиях по улучшению материально-бытового и культурного обслуживания студентов. Совет ходатайствовал перед Советом Народных Комиссаров РСФСР о предоставлении МГУ 1400 мест в центральном студенческом городке на Стромынке:
«Исключительно острым является вопрос о размещении студентов в общежитиях. За время войны университет лишился своего общежития на Стромынке, где были размещены 2000 человек, и в настоящее время МГУ располагает лишь 440 местами, тогда как к началу нового академического года университету необходимо иметь не менее 1400 мест. Из-за отсутствия достаточного количества мест в общежитиях Московский университет фактически почти лишён возможности принимать студентов из провинции и МГУ начинает уже болезненно чувствовать отрицательное влияние всё уменьшающегося числа студентов университета на весь ход учебной и научной работы. Впредь до радикального разрешения вопроса о создании соответствующей материальной базы для МГУ, возможного лишь по окончании войны, необходимо оказать некоторую помощь университету сейчас путём предоставления ему учебного помещения, ранее занимавшегося МИФЛИ (Ростокинский пр. 13/а, ныне занимаемое курсами усовершенствования связи), и общежития на Стромынке на 1400 мест, которым МГУ располагал до войны».
1946, Июнь, 4
Московский военный округ передал здание студгородка (ул. Стромынка, 32) (занятое для военных нужд в 1941 г.) под общежитие для студентов МГУ.
 
«Начавшееся лето буйствовало многообразием красок и запахов. Сочной зеленью кудрявились молодые липы на московских бульварах. Красивыми ковровыми дорожками пестрели газоны. Было светло, солнечно и чисто. Всё цвело, наливалось здоровыми соками. А из репродукторов звенела песня:

Хорошо на московском просторе,
Светят звёзды Кремля в синеве.
И, как реки встречаются в море,
Так встречаются люди в Москве...
 
В то воскресное утро — 22 июня — в комнате общежития на Стромынке готовились к экзамену и мы — Слава Марготьев, Исаак Лившиц, Дима Якименко и я...
На часах половина двенадцатого 22 июня 1941-го… из скверика студгородка послышались крики бегущих из читального зала девчат:
— Ребята! Включайте радио, будет говорить Молотов!
Слава Марготьев тут же включил репродуктор. Комнату заполнили позывные: “Широка страна моя родная...”.
“Внимание, говорит Москва! Передаём Правительственное сообщение. У микрофона — заместитель председателя Совнаркома, Народный комиссар иностранных дел Вячеслав Михайлович Молотов!..” — тревожно сочным голосом возвестил диктор. Снова позывные и вновь чёткое, взволнованное заявление диктора…
Минута, другая и из репродуктора прозвучали слова: “Сегодня, в четыре часа вероломно, без объявления войны фашистская Германия подвергла бомбардировке города Житомир, Киев, Минск и крупными силами вторглась на территорию нашей страны”.
Поражённые этим известием, мы застыли в каком-то оцепенении и, понурив головы, молчали.
“Наше дело правое, враг будет разбит! Победа будет за нами!” — закончил В.М. Молотов, и из репродуктора зазвучала хорошо знакомая песня:
 
Если завтра война, если завтра в поход,
Если чёрная туча нагрянет,
Как один человек, весь советский народ
За любимую Родину встанет...»
Капустин Степан Захарьевич,
студент исторического факультета
 
«К 22 июня 1941 г. мы сдали все экзамены и ждали стипендию за лето, чтобы уехать домой в свои города и сёла. Утром мы, жившие в 329-й комнате общежития на Стромынке, играли в домино и шахматы; некоторые, лёжа на кроватях, читали беллетристику.
Витя Гуцалюк пошёл в столовую. Однако минут через 10–15 он внезапно возвращается, включает радио и говорит: “Передают речь Молотова. В 3 часа утра Германия напала на нашу страну без объявления войны”. Вопрос о поездке домой на каникулы, естественно, отпал, все настроены идти добровольцами на фронт. Только украинцы, опасаясь за своих родных, решили поехать домой.
В общежитии — переполох, всё же большинство решило ехать в университет. Там, в Большой Коммунистической аудитории стали собираться на митинг студенты, аспиранты, сотрудники и руководство университета. Аудитория была переполнена. Собрание принимает единодушное решение отдать все силы и знания на помощь стране и фронту.
Комсомольская организация решила создать комсомольский батальон для строительства укрепрайонов на западе от Москвы. Студенты-химики влились в батальон двумя взводами: человек по 25–30 каждый. Большинство составляли студенты III курса, по несколько человек было с IV, II и I курсов. Студентам IV курса, особенно так называемого военного потока, были досрочно вручены дипломы об окончании МГУ. Они сразу же были мобилизованы в армию, где им были присвоены офицерские звания.»
Семиохин Иван Александрович,
профессор химического факультета
 
Одним из постоянных фотокорреспондентов газеты «Московский университет» был выпускник биологического факультета Модестов Владимир Михайлович (фото из комнаты общежития его авторства опубликовано выше).
 
«Война застала меня в Кандалакшском заповеднике, куда я поехала с мужем, аспирантом кафедры зоологии позвоночных, В.М. Модестовым, только что защитившим диссертацию. Он ехал в качестве заведующего научной частью Кандалакшского заповедника, я, как аспирант Л.А. Зенкевича 1-ого года обучения, собирать материал по теме. Когда началась война, мы с мужем были на островах и, видя, пролетевшие самолёты, предполагали, что это манёвры, пока к нам не приехали и не сообщили страшную весть. Я была эвакуирована с последним эшелоном вместе с сотрудниками заповедника, Н.Н. Карташевым, тогда студентом-дипломником и писателем Г.С. Скребицким, приезжавшим в заповедник писать книгу. Мы должны были пересаживаться на другой поезд на станции Мга под Ленинградом, и, как потом выяснилось, наш поезд был последним — дорога на Ленинград была отрезана в тот же день. Мгу заняли немцы. Муж оставался ещё в заповеднике и, как мне писал, объехал все острова, прощаясь с каждым, со своими научными планами и мечтами (кстати его хлопотами мы обязаны, что о. Великий стал заповедным). Мы прощались тогда с ним навсегда — он погиб смертью храбрых 9 августа 1941 г. на Карельском фронте, "похоронку" получила через месяц.»
Соколова (Модестова) Нина Юрьевна
 
«Война застала наш курс на общей геологической практике в Крыму, севернее Бахчисарая. Уже в ночь с 21 на 22 июня 1941  г. бомбили Севастополь. Мы слышали разрывы, но принимали их за гром. Утром удивлялись, гром без дождя, при ясном небе. Но уже в 12 часов дня в сообщении В.М. Молотова было сказано о начале войны. Мы закончили по расписанию курсовые отчёты и только тогда из Бахчисарая отбыли в Москву. Вагон был общий, сидели по очереди, кому не было места на скамьях — стояли у окна. Доехали спокойно. Учёбы не было — была работа на прополке и уборке овощей, на рытье противотанковых рвов — обыденные дела во время войны.»
Журавлёва И.Т.,
студент геолого-почвенного факультета
«Помню день 22 июня. Было, кажется, воскресенье. Мы позавтракали и вдруг неожиданно по радио услышали о начале войны. Ни я, да и пожалуй, никто, тогда не представлял себе, что означало начало войны для каждого. В начале большинство людей, которых я видел, было даже более или менее спокойны, почти все полагали, что столкновения войск на границе чисто случайны и скоро закончатся. Однако по прежнему опыту все знали, что для мирных жителей война может означать нехватку самых необходимых продуктов, а может вызвать голод. Поэтому утром после объявления по радио мы с женой отправились в ближайший магазин, чтобы купить сахару и крупы. Но самые худшие наши предположения касательно осложнений, которые могут быть вызваны войной, оказались оптимистическими. День за днём развивались военные действия, и события отнюдь не радовали.»
Фигуровский Николай Александрович,
профессор химического факультета
«22 июня, в день начала войны, я должен был читать лекцию заочникам о Фихте, и меня буквально выворачивало, потому что у меня всё время было представление: речи Фихте к немецкой нации о том, что немцы самые лучшие и т.п., т.е. страшные, в общем, вещи. Ну, тогда шла война с Наполеоном, отсюда, вероятно, чудовищные преувеличения в речах Фихте. С трудом я прочёл лекцию, остановившись только на его собственно философских взглядах».
Ойзерман Теодор Ильич,
профессор философского факультета
«Врач нашей университетской поликлиники Надежда Дмитриевна Шерер настаивала на моём отдыхе.
— Евгений Михайлович, поезжайте в Геленджик, погрейтесь на солнышке, отдохните, и всё будет хорошо. А так доходитесь до какого-нибудь осложнения. Отпуск мне дали. Шёл июнь 41-го. В ночь на 22 июня 1941 г. мама, я и дочка Нина, которой было 6 лет, сели в поезд “Москва-Новороссийск”… На станции Грязи в вагон вошёл милиционер и сказал, что в полдень по радио выступал Молотов и объявил, что немецко-фашистские войска перешли на всём протяжении нашу западную границу, вражеские самолёты бомбят города. “Война! Мама, — сказал я, войдя в купе, — Война! Собирай вещи, в Воронеже сходим и возвращаемся в Москву….”
23 июня в 11 часов я уже был дома, на Большой Ордынке. Быстро собрал в чемоданчик самое необходимое, попрощался с родными и почти бегом отправился по указанному в моблистке адресу. Слышу: “Идите на работу и ждите вызова в райвоенкомат”. Вошли два командира со шпалами в петлицах и представились работниками Генерального штаба. Старший по должности спросил, сможем ли мы к середине завтрашнего дня подобрать 50 добровольцев из числа коммунистов и комсомольского актива, ребят морально устойчивых, физически крепких, способных действовать в тылу врага. Я сразу же ответил: “Сможем!” На вопрос капитана, не мешает ли мне что-либо оставить университет, я ответил, что таких причин нет. Он вручил мне предписание, которым предлагалось отбыть в распоряжение командования Киевского особого военного округа. Снялся с партийного учёта. Зашёл проситься к ректору А.С. Бутягину. Жена пыталась поехать провожать меня на вокзал, но я категорически запротестовал. Посидели молча, на дорожку, расцеловались, и за мной мягко закрылась дверь, за которой словно бы остались детство, юность, счастливая мирная жизнь…»
Сергеев Евгений Михайлович,
профессор геологического факультета
 
Первые студенты, преподаватели и сотрудники-фронтовики, солдаты и офицеры, завершившие службу в армии, как правило, демобилизованные после тяжёлых ранений начали возвращаться в Московский университет в 1943 г. Именно они в течение первых 3-4-х послевоенных лет составляли основной контингент нового приёма. Студенты, которые пришли в университет из Советской Армии, были старше обычного студенческого возраста, и они, конечно, были образцом серьёзного творческого отношения к учёбе и дисциплине.
«Возвращались с фронтов, из эвакуации питомцы МГУ. В аудиториях всё больше становилось людей в солдатских гимнастерках и флотских форменках. Прошедшие суровую школу войны, они страстно тянулись к знаниям; они задавали тон и в общественных делах...
Многие из них позднее учились в аспирантуре, защищали диссертации. Профессора и преподаватели, вернувшиеся в стены родного университета, активно включились в учебно-методическую работу. Возобновили своё существование научные студенческие кружки, в них работало более тысячи студентов.»
Из книги «Московский университет
в Великой Отечественной войне»
 
«20 июня 1941 г. наша часть Черноморского флота вернулась с манёвров. Всем участникам манёвров командир приказал дать отпуск в ближайшую субботу, то есть 21 июня. Отпуск — большое событие для служивых людей. Целый день гуляешь свободным! Но мы просили увольнение перенести на 22-е, поскольку устали.
22 июня 1941 г. нас подняли по боевой тревоге в 2 часа 15 минут, время я засёк довольно точно. Но о начале войны мы не знали до 12 часов дня. Когда пошли в столовую обедать, услышали выступление Молотова о том, что немецко-фашистские захватчики пересекли нашу границу от Балтийского до Чёрного моря. Началась война. Через несколько дней нас перебросили в Бессарабию. Начались боевые действия.»
Егоров Николай Сергеевич,
профессор биологического факультета
«22 июня. Мы с отцом в таком солнечном лесу, что, казалось, безоблачной будет вся жизнь. Домой вернулись поздно. И вдруг: “Если бы вы знали, что случилось”, — это промолвила встретившая нас сестра. “Неужели негативы разбила?”, — только и спросил, не представляя ничего более ужасного: фотографировать я только-только учился и каждый негатив был особенно дорог. “Ах, если бы негативы”, — услышали в ответ. “Ах, если бы негативы”, — повторял я потом много, много раз. От неё-то и узнали, что началась война В 1947 г. демобилизовался и поступил на отделение журналистики филологического факультета МГУ.»
Кузнецов Иван Васильевич,
профессор факультета журналистики
«Я только-только окончил школу, и в ясный воскресный день мы с отцом отправились покупать мне демисезонное пальто. Вдруг на нас налетела группа девочек из моего класса, и они сообщили нам, что выступал Молотов, что началась война и что они все сейчас идут в военкомат записываться добровольцами. Я отнёсся к этому весьма скептически, потому что считал, раз война началась, то у военкомата и так полно дел, и им там совершенно не до этих девочек. Сам я вступил в армию немного позже, в мае сорок второго года. На тот момент я уже был студентом. Сначала воевал в пехоте, а потом и в танковом полку.»
Есин Борис Иванович,
профессор факультета журналистики
«19 июня 1941 г. я сдал последний выпускной экзамен (по физике за 9-й класс), и мы с ребятами отправились гулять на всесоюзную хозяйственную выставку, где провели очень много времени. А 22 июня рано утром меня разбудил истошный крик. Кричала моя мама, повторяя одно и то же слово: “Война! Война! Война!”»
Левыкин Константин Григорьевич,
профессор исторического факультета
 
...Как это было! Как совпало –
Война, беда, мечта и юность!
И это всё в меня запало
И лишь потом во мне очнулось!
СОРОКОВЫЕ, РОКОВЫЕ,
Свинцовые, пороховые...
Война гуляет по России,
А МЫ ТАКИЕ МОЛОДЫЕ!
Давид Самойлов,
студент филологического факультета МИФЛИ, МГУ
 
 
Ежегодно 22 июня, в День памяти и скорби, делегация Московского университета во главе с ректором В.А. Садовничим проводит «ВАХТУ ПАМЯТИ» под г. Ельней. Ельнинская операция являлась частью Смоленского сражения, она продолжалась с 30 августа по 6 сентября 1941 г. и завершилась освобождением Ельни, став одной из первых успешных в Великой Отечественной войне.
Здесь сражалась 8-я Краснопресненская дивизия московского народного ополчения, в составе которой были 1065 студентов и аспирантов Московского университета. Многие из них погибли.
К 30-летию Дня Победы в Великой Отечественной войне строительный отряд механико-математического факультета МГУ установил памятник-пушку 975-му артиллерийскому полку этой дивизии.
 
 
При подготовке страницы использованы материалы:

Подготовлено Е.В. Ильченко, В.В. Кочкаревой.
Опубликовано 22 июня 2019 года