Крюков Дмитрий Львович

КРЮКОВ ДМИТРИЙ ЛЬВОВИЧ (8(20).04.1809, Казань – 5(17).03.1845, Москва), филолог-классик.
 
Окончил Казанский университет (1827), Профессорский институт при Дерптском университете (1832). Доктор философии (1833, «In Taciti Agricolam Observationes»).
 
Ординарный профессор кафедры римской словесности и древностей (1837–1839, 1842–1845), экстраординарный профессор (1835) историко-филологического отделения философского факультета.
 
В Московском университете. Приглашён попечителем Московского учебного округа С.Г. Строгановым преподавателем римской словесности и древностей в 1835 г. Доверие, которым Д.Л. Крюков пользовался у С.Г. Строганова, он употреблял преимущественно на то, чтобы замещать учительские места в гимназиях знающими и способными людьми.
 
Научная и педагогическая деятельность. В сфере научных интересов творчество Тацита, Горация, Цицерона, Вергилия, Ювенала, римские государственные и религиозные древности, верования римских патрициев и плебеев. С научными и образовательными целями посетил Германию и Италию (1833–1835, 1841–1842; Ф.А.Бёк).
Знал латинский, греческий, немецкий языки. Проводил на латинском языке студенческие диспуты. Лекции Д.Л. Крюкова посещали будущие поэты Я.П. Полонский и А.А. Фет.
«Как профессор, он имел необыкновенное влияние на своих слушателей. Все питомцы Московского университета 1837 г. и далее помнят какое впечатление произвели на них его блистательные лекции о древней истории. Казалось, новая наука, доселе неизвестная, открывала перед ними всю полноту и всё богатство своей жизни. Блистательный, и вместе строго-достойный характер его чтений, его редкое умение заинтересовать слушателя величием предмета, изящество изложения, никогда не спускавшегося с известной высоты, наконец искусство пользоваться богатством языка, избегая многоречия и изысканных фраз, – всё это соединялось, чтобы обнять слушателей и представить им преподавателя в свете, казавшемся недосягаемым. Дмитрий Львович владел вполне способностью, нередко весьма важную в педагоге, – возбудить в учениках удивление к себе и через то желание следовать за собою. Он держал себя со слушателями крайне вежливо, но в некотором отдалении от них; являлся перед ними не иначе, как окружив себя некоторым блеском; давая советы, никогда не открывал предмета со всех сторон. Он читал только тогда, когда был совершенно приготовлен, то есть, когда лекция была вся написана на бумаге. Студентов принимал в определённые дни и часы. Таким образом и личность его, и советы заманивали молодых людей и, возбуждая уважение к наставнику, вызывали во многих желание показаться ему с выгодной стороны, а в некоторых – стремление к труду и самодеятельности. Он постоянно следил за своими учениками, старался сделать для них всякое добро и был чужд всяких расчётов мелочного самолюбия, заграждающего для других проход на своё поприще. При деятельности, едва ли десятилетней, он не мог создать школу учеников, школу, в которой была бы известная полнота стремлений и взаимодействие; но начатки, из которых могла бы впоследствии организоваться школа, уже были видимы, и теперешнее состояние университета и гимназии представляет следы деятельности Крюкова» (С.П. Шевырёв).
 
Основные труды: «Taciti Agricola. Вновь пересмотренный текст с примечаниями других и своими» (1837), «О трагическом характере истории Тацита» (1841).
 
Литература: Шевырёв С.П. Биографический словарь профессоров и преподавателей имп. Московского университета, за истекающее столетие, со дня учреждения января 12-го 1755 г., по день Столетнего Юбилея января 12-го 1855 г., составленный трудами профессоров и преподавателей, занимавших кафедры в 1854 г., и расположенный по азбучному порядку. В 2-х ч. 1855. Ч. I. С. 438–404.
 
***
Когда светильником пред нашими очами
Ко храму римских муз ты озарял ступень
И чудилося нам невольно, что над нами
Горация витает тень, –
Впервые тихие и радостные слезы
Исторгнул дышащий из уст твоих певец:
Пленили нас его неблекнущие розы
И зеленеющий венец.
 
Дмитриев-Мамонов Э.А. Профессор Д.Л. Крюков на кафедре. Рисунок из альбома А.П. Елагиной. Начало 1840-х
В замолкнувший чертог к Минерве и к Зевесу
Вслед за тобой толпа ликующая шла,
И тихо древнюю ты раздвигал завесу
С громодержащего орла.
Но светоч твой угас. Надёжного союза
Судьба не обрекла меж нами и тобой
И, лиру уронив, поникла молча муза
В слезах над урной гробовой
 
(Фет А.А. Памяти Д.Л. Крюкова. 1855)

Профессор римской словесности, Дмитрий Львович Крюков был немножко постарше Печорина и, как он, такой же любезный и изящный, но в его приветливом обращении с нами чувствовалась сдержанность снисходительного величия, а изяществу манер, голоса и речи и всей своей осанке умел он придавать некоторый лоск щеголеватости, которая, в пределах строгого приличия, не нарушает достоинства чистокровного джентльмена. Он был среднего роста, блондин, с наклонностью к полноте, но здоровый и свежий, румяный и белый, как кровь с молоком; отличительную черту его лица составлял высокий и широкий лоб, а глаз из-под очков было не видать. Вскоре по приезде его из-за границы между нами распространилась о нём внушительная репутация учёного автора, напечатавшего в Германии книгу на немецком языке, под псевдонимом «Peregrino», итальянская благозвучность которого так согласовалась с его щеголеватою изящностью. Ни содержания, ни даже названия этой книги теперь не припомню; знаю только, что это была монография по какому-то очень специальному вопросу из истории римского быта.
Из лекций Крюкова помню, что он заставил меня полюбить Тацита и особенно Горация, к которому симпатию я вынес ещё из пензенских уроков Орлова. Сам же Дмитрий Львович предпочитал из всех римских писателей Тацита, и в последние годы своей недолгой жизни переводил его «Анналы» на русский язык, старательно обогащая и усовершенствуя свой слог внимательным чтением наших старинных мемуаров, государственных грамот и договоров, посланий и летописей, не говоря уже об историках, начиная от Щербатова и до «Пугачёвского бунта» Пушкина. На четвёртом курсе читал он нам римские древности на латинском языке. Этот предмет так заинтересовал меня, что в дополнение к нему я посещал лекции Крылова по истории римского права. Сверх того, мне желательно было познакомиться с взглядами знаменитого юриста Савиньи, о котором так много говорилось в то время.
(Буслаев Ф.И. Мои воспоминания. 1897)